Глава двадцать седьмая

Эмброуз и Юджина переполняла радость, и, хотя попытка похитить арбитра не удалась, настроение в автобусе поднялось, когда все слушали отчет Юджина о том, как Эмброуз покорила публику, все пять сотен бабочководов, своими замечательными открытиями, а Стив совал всем под нос фотоаппарат со снимками, пока Эмброуз ему не запретила. Выслушав Юджина раз пять или шесть, заговорили о выигрыше, который вот-вот получит Берди.

Городок, где родилась восемьдесят пять лет назад Берди, и впрямь был невелик. Надд у подножия Боггераха насчитывал всего сто семьдесят обитателей. Там имелось два паба, один из них по совместительству служил гостиницей, другой — магазином и букмекерской конторой, а еще были церковь и школа. На краю деревни начали было строить дома для привлечения молодежи и остановились на полдороге — так и стояли пастельных расцветок коттеджи без крыш, с разбитыми окнами.

— Вот оно, Берди! — пропела Мэри-Роуз, заметив из окна вывеску букмекеров, и опрыскала дополнительной порцией лака безупречную прическу именинницы.

Эдуард согнулся в приступе кашля, а Молли только порадовалась.

Спутники решили ждать снаружи, пока Берди насладится мигом своего торжества. Китти, однако, включили в небольшую группу, которой поручили сопровождать Берди. Берди шла под руку с внуком, Молли и Китти со Стивом следовали за ними, Стив исподтишка фотографировал.

Букмекерская контора размещалась в маленькой комнатке паба, приватной гостиной. В правой части паба «О’Хара» был магазин, а букмекерская контора — слева. Двое мужчин сидели там, уставившись на маленький телевизор в углу. Оба в твидовых кепках, пиджаках, судя по амбре — не мылись несколько недель. За бронированным стеклом сидел мужчина лет тридцати. Глянув на него, Берди резко втянула в себя воздух. Китти решила, что он ей знаком, и ждала ответного проблеска узнавания на лице мужчины, но тот никак не отреагировал, да и Берди овладела собой.

— Я Бриджет Мерфи, — заявила она. Голос ее слегка дрогнул, и отчетливее прежнего проступил акцент графства Корк.

Мужчины оторвались от телевизора и уставились на нее. Эдуард покрепче обхватил бабушку за плечи.

— Шестьдесят семь лет тому назад я заключила пари с Джози О’Харой и вернулась получить свой выигрыш, — продолжала она.

Китти сама чуть не задрожала, услышав слова Берди. Как часто, должно быть, повторяла она их про себя, — сперва девочкой, рвущейся покинуть город, но доказать себе, что она сможет вернуться; потом — став матерью, потом — достигнув середины жизни, и в старости, дожидаясь этого дня. Как часто она думала об этой минуте — и вот она настала.

Молодой человек поднялся из-за букмекерской стойки.

— У вас есть расписка?

Берди вытащила из сумочки листок в целлофановой обертке и неловкими пальцами просунула его под стекло. Отчего так дрожали пальцы — от возраста или от волнения? Раньше Китти не замечала у Берди этой дрожи. Молодой человек прочел расписку, поглядел на старуху, на Молли с Эдуардом и снова на расписку. Он улыбнулся, потом и вовсе захохотал.

— Глазам своим не верю! Шестьдесят семь лет назад?

Молли и Китти улыбнулись в ответ, но Эдуард обеспокоился.

— Вы заплатите? — спросил он.

Китти ни разу не пришло в голову, что Берди могут попросту отказать в выигрыше. Она лишь прикидывала, сколько ей выплатят, учитывая многократно изменявшиеся курсы валют. Конечно, это давнее пари подлежит каким-то особым правилам.

— Пари есть пари, — с улыбкой продолжал молодой человек. — Джози был моим прадедом, — взволнованно пояснил он. — Он умер, когда я был еще ребенком, но я хорошо его помню. Погодите… — Улыбка увяла, когда он поднес расписку ближе к глазам. — Сто к одному? — в ужасе прошептал он.

Берди кивнула:

— Так Джози оценил мои шансы.

— Я должен… Не уверен, что я могу… Не в моей власти… Минуточку подождите, прошу вас…

Он взял расписку и выбежал, оставив посетителей дожидаться. Один из двух телезрителей обернулся к ним.

— Дочка Томаса Мерфи? — спросил он.

Берди обернулась к нему:

— Да, это я.

— Иисусе, Шон, глянь-ка, дочка Томаса Мерфи!

— А? — крикнул второй старик.

— Это дочь Томаса Мерфи! — надрывался первый.

Старик посмотрел не на Берди, а на Молли, и ее крашенные в синий цвет волосы не внушили ему доверия:

— Эта, что ли?

— Не она, другая, — тот ткнул скрюченным пальцем. — Которая болела, — уточнил он.

Берди покраснела. Ей до сих пор неприятно это слышать, догадалась Китти.

— А вы кто? — бросилась на помощь своей подопечной Молли.

— Пэдди Хили. Сын Пэдди и Уны.

Берди сощурилась, вспоминая, отшелушивая годы, чтобы вернуться к забытым лицам, — одни в течение жизни забылись сами собой, другие она сама захотела забыть. Но вот ее взгляд сосредоточился, вспыхнул.

— Вы жили по соседству с нами.

— Точно.

— Маленький братик Рейчел.

— Это я.

— Мы с Рейчел вместе учились, пока меня пускали в школу.

Голос старика смягчился:

— Она уже почти десять лет как умерла.

Берди сникла:

— Как жаль.

Дверь за стойкой распахнулась, из-за бронированного стекла послышался бронированный голос:

— Мы не станем платить! — Голос принадлежал женщине лет за восемьдесят, но с ней старость обошлась не так милосердно, как с Берди, — вся она скрючилась, опираясь на палку, волосы свалялись войлоком, халат был покрыт собачьей шерстью, и только ботинки «Экко» на распухших ногах были новые, хотя и они уже растоптались.

— Что вы сказали? — ринулась в бой Молли. И наплевать ей, что перед ней старуха вдвое ниже ее ростом.

Берди пригляделась к своей ровеснице:

— Мэри О’Хара.

— Фицджеральд, — фыркнула та. — Значит, ты все еще жива? — Она оценивающе оглядела Бриджит.

— Жива-здорова, — отвечала та, распрямившись. — Это ты решила не платить мне?

Правнук Джози смотрел виновато.

— Я здесь хозяйка, мне и решать.

— Пари было правильное, — упорствовала Берди. — Твой отец был честный человек, он держал свое слово.

— А ты — нет. — Женщина снова фыркнула, и стало ясно, что спор между ними — не только о заключенном без малого семьдесят лет назад пари.

— Как ты злопамятна, Мэри! Вся жизнь с тех пор прошла.

— Ты разбила моему брату сердце. А что разбито, не склеишь. И плевать мне, сколько лет прошло.

Берди побледнела.

— Он… как он…

— Он умер, — рявкнула Мэри, и даже ее внука передернуло от такой резкости.

Эдуард, подметила Китти, обхватил бабушку покрепче — у нее подкашивались ноги.

— А ты думала, он ждет тебя здесь? — расхохоталась Мэри, астматически задыхаясь, откашливаясь. — Сидит тут и чахнет по тебе? А вот и нет, он уехал, жил своей жизнью, женился, народил детей и внуков.

Берди улыбнулась — печально, и все же улыбнулась.

— Давно он умер?

Мэри ответила уже не столь резко, но в голосе ее все же слышалась застарелая ненависть к Берди:

— В прошлом году.

Боль проступила морщинами на лице Берди.

Ни слова больше не говоря, она повернулась и вышла.

— Ну? — с порога накинулась на нее Мэри-Роуз.

Китти покачала головой, и все поняли, что вопросов задавать не надо.

Берди еле передвигала ноги. Эдуард и Китти глядели на Молли, ожидая подсказки.

— Пойдем подышим свежим воздухом. — Молли подхватила Берди под руку и повела ее прочь от паба с букмекерской конторой.

Решили пойти в другой паб, через дорогу, и там поужинать. Вечер был прохладный, но все же они устроились в садике перед пабом, чтобы послушать рассказ Эдуарда и Стива и обсудить, насколько законным был отказ выплатить Берди ее выигрыш.

Эдуард, знаток права, и Стив, знаток букмекерских правил, пришли к выводу, что речь шла всего лишь о джентльменском соглашении, и хотя порядочнее было бы заплатить, юридически принудить к этому букмекеров невозможно. Настроение у всех упало, все переживали за Берди, а Китти, чувствуя себя виноватой, — ведь она потащила сюда всю компанию, а их приключение обернулось пшиком, — подыскивала предлог, чтобы выйти из-за стола. Прекрасный повод ей предоставил правнук О’Хары, который вошел во дворик паба и неуверенно оглядывался по сторонам. Китти поднялась из-за стола ему навстречу.